Нагнувшись с седла, хватает он воина за плечо, и тот падает, но не так, какпадает живой. Убитого, во всех доспехах, прислонили стоймя к стене часовни. —Осия? Ты? — спрашивает Генрих про себя, и не хочет верить тому, о чемопрашивает. — Скоро грянет удар грома, но этот уже не услышит его. Нас должныспасти пушки крепости Арк, только бы поднялся туман и можно было навести их. Уменя в окопе есть нормандец-пират, он скажет мне с точностью до одной минуты,когда поднимется туман. Услышь это напоследок, мой Осия! — Бездыханный лежитЛарошфуко при дороге, как лежал когда-то в замке Лувр в ночь резни другой, изтого же рода. Так лежат мертвые при дороге. А король несется дальше.

Вот он у швейцарцев. Держитесь, — скоро конец. Невозможно, их смяли.Ложбина у реки все-таки сдана, и сдана часовня. Остатки королевского войскаудерживают только траншеи у моста и подумывают уже об отходе на Арк иДьепп.

— Кум, — обращается Генрих к полковнику-швейцарцу, — вот и я, кум, тут умрувместе с вами или вместе завоюем славу. — Говорит, а сам видит, как видят и всеостальные, что плотные ряды врагов надвигаются с тяжелой мощью, вот-вотнавалятся и придавят, словно гробовой доской, и его и его королевство. И онсодрогается. «Прочь! Дальше! Это еще не конец: а мои гугеноты?» — И вот онзовет их, стойких защитников первой линии укреплений; ветеранов Жарнака,соратников господина адмирала, оставшихся в живых после двух десятилетий борьбыза свободу совести. Ревнители истинной веры! И они слышат его призыв, они видятего белые перья, выходят из окопа — самого первого, который эти железные воиныудерживают с утра.

Утром их было пятьсот, и они шагают так, словно их и теперь еще столько же.И с ними рядом идут убитые. Впереди — пастор Дамур. Его имя Дамур. — Господинпастор, начинайте псалом, — говорят король, и они поют. Напасть на врага, когдаон упоен блеском и гордыней, — так бывало и в прежних битвах, при Кутра такбыло. И всегда врагу приходилось плохо. Даже этот многомощный враг пугается,услышав псалом; он остановился, он в смятении.

Наконец туман поднимается — и тут же загремели с крепости Арк пушечныевыстрелы. Там, где враг подошел поближе, ядра рвут и бьют его. Это победа, иона спасет королевство. Господь или совсем не дает, или уж дает полною меройто, что принадлежит ему, — царство, силу и славу. Это тоже сегодня узнаетГенрих, исполненный страха божия. Колиньи, сын адмирала, является к нему иприводит с собой из Дьеппа, за который уже нечего опасаться, семьсот солдат, ивот к старым аркебузирам, ревнителям истинной веры, присоединяются еще семьсот.— Бог тебя посылает, Колиньи!

Генрих не жаловался и не молился, пока дела обстояли плохо, вернее даже —отчаянно плохо, но в счастье он взывает к господу, чтобы в счастье склонитьсяперед ним. Долгие часы, исполненные грозной опасности, перепахивал он копытамисвоего коня поле битвы, всюду принимал участие в схватках, и каждый из егомаленьких отрядов верит, что он все время с ним. Теперь он может остановиться.В туман и неизвестность бросал он имена, и эти имена он еще более прославил. Ивсюду, где ни появлялись белые перья его шлема, он укреплял в людях отвагу итвердость. Швейцарцам он принес свою верность — в ответ на их верность. Онговорил с мертвецами при дороге. Он учил маршала Бирона, и тот понял, кто передним. Судьба дала ему счастье. Его день уже давно начался, но лишь после того,как рассеется туман, этот день взойдет, сияя. Ему скоро минет тридцать шестьлет, но это была пока только молодость. По его лицу, которое просветлено скореетяжелой борьбой и перенесенными страданиями, чем радостью, текут смешанные спотом слезы!

С обеих сторон теснят врага его старые воины, борцы за свободу, борцы заистинную веру; силы противника сломлены, а люди Генриха поют. Буйное ликование,в небесах гудит набат, толпа праведных дергает незримые веревки колоколов.

Moralite

Le triomphe final ne sera pas seulement achete par ses propres sacrifices:Henri assiste a l’immolation d’etres qu’il aurait voulu conserver. Deja ilavait du faire ses adieux a sa compagne des annees difficiles. Il faut encoreque le Valois, son predecesseur, s’en aille, et pourtant Henri, l’ayant sauvede la main de ses ennemis, l’affectionnait d’une maniere tres personnelle.Son esprit у etait plus content, preferant se mettred’accord avec le passe, que de le renier. Avec le sens de la vie, on se plie abien des necessites. La moins acceptable, pour un esprit bien fait, est cellede voir s’accumuler les desastres. Trop de personnages ayant ete meles a sonexistence viennent d’etre emportes par les catastrophes, et la mort a voulutrop bien lui deblayer le chemin.

Sur le champs de bataille d’Arques le roi Henri, en nage d’avoir tantcombattu, pleure pendant que resonne le chant de la victoire. Ses larmes,c’est la joie qui en cause quelquesunes. D’autres, il les verse sur ses morts,et sur tout ce qui finit avec eux.

C’est sa jeunesse qui, ce jour la, prit fin.

Окончательное торжество будет куплено не только ценой его собственных жертв:Генрих становится свидетелем того, как приносятся в жертву люди, которых онхотел бы сохранить. Ему уже пришлось проститься с подругой его первых трудныхлет. Суждено также уйти Валуа, его предшественнику, а между тем Генрих спасалего от руки врагов, чувствовал к нему искреннюю приязнь. «Дух его испытываетбольшее удовлетворение», примиряясь с прошлым, чем отвергая его. При здравомвзгляде на жизнь часто покоряешься тому, что необходимо. Менее всего приемлемодля истинного ума мириться с нарастающим потоком бедствий. Слишком много людей,участников его судьбы, унесены катастрофами, и смерть уж чересчур усерднопостаралась расчистить ему путь. На поле битвы при Арке король Генрих, весьзалитый потом после стольких боев, плачет под песнь победы. Это слезы радости,другие он проливает об убитых и обо всем том, что кончилось вместе с ними.

В этот день кончилась его молодость.